Жития святых – это их словесные иконы, а не их исторические биографии.
«За что мы чтим мученицу Татиану, или Как пишутся жития святых», Священник Филипп ПарфеновВ церковном предании есть отдельная область, в России пока мало осмысленная и переработанная. Это агиография. Как современным людям, входящим в церковную жизнь, достаточно образованным и культурным, относиться ко многим повествованиям житий святых, изданных, к примеру, с 1684 по 1705 гг. в редакции свят. Димитрия Ростовского? Когда-то это было весьма популярное чтение в народе, да и сейчас эти тексты житий принято читать на монастырских трапезах, поскольку многие из них служат источником духовного и нравственного назидания. В то же время отдельные детали житий мучеников явно могут приводить в некоторое недоумение.
Если сравнить житийные рассказы известных христианских мучеников, примерно одного и того же времени III – начала IV вв. по Р.Х., память которых затем широко распространилась в церковном народе (свв. великомучениц Екатерины, Анастасии Римляныни, Варвары, Параскевы, Марины; свв. великомучеников Георгия Победоносца, Пантелеимона и других), то можно обнаружить одни и те же довольно устойчивые повторяющиеся черты, как бы переходящие из одного жития в другое. И здесь проявляются следующие закономерности.
Итак, власть в лице местного ее представителя или самого императора принуждает святого(ую) отречься от своей веры и принести жертву языческим богам. Святой(ая) отказывается и претерпевает страдания. Во время страданий непременно возникают чудесные знамения, являющие силу Божию, Его всемогущество, в результате чего устойчивая часть людей, включая подчас самих мучителей, обращается ко Христу. Мучения, как правило, расписываются в деталях и подробностях… Они кажутся совершенно нереальными для того, чтобы в результате их претерпевания человек выжил, но мученик(ца) выживает как ни в чем не бывало, дабы было показано, что «велик Бог христианский». Однако, когда все виды пыток оказываются бессильными, мученик(ца) подвергается казни через отсечение головы, и на этом все чудеса заканчиваются. Разумеется, здесь мы имеем совершенно определенную заданную иконографическую схему, которая может быть весьма далека от реальности.
Безусловно, жития святых – это их словесные иконы, а не их исторические биографии. Эта черта их роднит с иконописным повествованием Священного Писания.
Однако, в отличие от икон евангельских, которые имеют под собой твердую историческую основу и где есть множество совершенно конкретных реальных черт, в нашем случае эти личные черты святых почти не просматриваются, как и не просматриваются они в буквальном смысле на их писаных иконах.
Разумеется, для многих других святых дело обстоит совершенно иначе: икону апостолов Петра и Павла многие узнают сразу, как и икону ап. Андрея Первозванного, Марии Египетской, трех святителей Василия Великого, Григория Богослова и Иоанна Златоуста и т.д. Но там есть и вполне конкретные сведения из жизни каждого из них!
Есть они и в случае свят. Николая Чудотворца, вмч. Георгия или целителя Пантелеимона, но уже в гораздо меньшей степени. В случае же мучениц Татьяны, Параскевы, Марины, Анастасии и других их почти нет. Соответственно, чем меньше реальных деталей дается из жизни святого(ой), тем обычно больше легендарных. И тогда возникает впечатление, что эти легендарные детали списаны с какого-то одного жития и спроецированы на последующие.
В этом плане весьма уместно и полезно сравнить эти иконописные жития с евангельскими повествованиями о страданиях Христа или с повествованиями об известных дошедших до нас древних святых, о которых сохранились детали жизни более-менее исторически достоверные, включая их собственные тексты. Как известно, в то время, когда Иисус уже был пригвожден ко кресту, проходившие мимо разные люди ждали каких-то чудес и знамений. «Сойди с креста, и мы уверуем, если Ты Сын Божий» — говорили они.
Но никаких знамений они не увидели! Правда, случилось временное солнечное затмение в виде тьмы, которая была от шестого до девятого часа. Но никаких чудесных преображений во время пыток в виде исчезновения ран или мгновенного восстановления сил НЕ БЫЛО! Иисус изнемогал под тяжестью креста перед распятием и падал… Какой же контраст в сравнении с тем, как описываются мучения в вышеприведенном фрагменте жития!
Ну и не имеем мы ничего похожего в случае ближайших Его апостолов, — Петра или Андрея Первозванного… Никаких особенных деталей мучений апостола Павла до нас также не дошло. Автор нескольких дошедших до нас посланий, священномученик Игнатий Антиохийский, был растерзан львами, что достоверно известно, и сверхъестественных знамений при этом не было. Как и в случае кончины св. мученика Поликарпа Смирнского и многих других, о которых до нас дошли достоверные мученические акты.
Надо также вспомнить, что некоторые апокрифические евангелия всегда были более падки на чудесное, чем канонические. В них дорисовываются какие-то необыкновенные знамения, сопровождавшие Рождество Христово или детские годы Иисуса, тогда как в четырех Евангелиях, принятых Церковью, ничего подобного нет. Где, когда и при каких обстоятельствах впоследствии был утрачен этот критерий различения в случае житий святых?.. Или же здесь не всё так уж просто, а к подобным житиям нужен определенный ключ?
Действительно, мы имеем дело с агиографическими легендами, — письменным литературным жанром, отчасти перекликающимся с древними эпосами и имеющим определенный художественный вымысел, но отличающимся и от эпоса, и от романа, и, само собой, от исторической хроники. Французский исследователь-болландист И. Делеэ определял этот жанр как рassions epiques: образ мученика превращается в этой литературе в образ народного героя, знакомый по эпической литературе.
Мученика начинают изображать как представителя высшей расы, некоего не то сверхчеловека, не то полубога, который просто не может потерпеть поражение. Поэтому и средства для создания такого портрета мученика заимствуются из эпоса. Как отмечается в одной из статей «Православной энциклопедии», Делеэ положил начало следующей общепринятой классификации агиографических документов, или актов мучеников:
1) акты, составленные на основе офиц. судебных протоколов, к-рые вел судебный протоколист, или неофиц. записей, к-рые вел к.-л. христианин, следивший за процессом; 2) лит. повествования в форме актов, составленные на основе рассказов очевидцев или самих мучеников; 3) акты, имеющие в качестве основы письменный текст, главным источником к-рого был документ 2 вышеобозначенных категорий; 4) акты, основанные не на письменном документе, а на общеизвестных подлинных фактах, перемешанных с вымыслом,- т. н. исторические романы, в основе к-рых лежит какое-то «историческое ядро»; 5) вымышленные сочинения (romans d’imagination), не имеющие никакой реальной основы; 6) откровенные фальсификации, цель к-рых ввести читателя в заблуждение.
Достоверных деталей о жизни многих раннехристианских святых до нас дошло очень мало, и они по-неволе разбавились легендарными чертами, никого смущать не должно.
Попробуем представить себе, кто из людей вспомнит о нас, ныне живущих, лет, скажем, через пятьсот или тысячу? Даже при молниеносной легкости распространения достоверной информации не потеряются ли многочисленные наши записи или диалоги в социальных сетях в этом безбрежном виртуальном океане?..
Но подвиг святых, пострадавших в ту далекую эпоху, всегда будет оставаться современным в том, о чем пишет апостол Иоанн Богослов: «Дети, храните себя от идолов» (1 Ин. 5, 21). Как заметил протоиерей Владимир Вигилянский в проповеди на престольном празднике храма св. мученицы Татианы 25 января 2010 г.,
«вокруг нас все те же идолы, лишь мимикрировавшие под современность, но отнюдь не изменившие своей богопротивной сути, все те же идолопоклонники, предающие свои души в жертву кумирам.
Что же можем мы именовать в нашей жизни идолом? Коротко говоря, это всё то, что заслоняет от нас Бога, это всякая вещь, потерявшая свой чин, свое место в иерархии других вещей и ценностей и превознесенная в качестве предмета поклонения».