Липецкий священник организовал храм в Сирии
Священник иерей Илия Азарин отправился на авиабазу «Хмеймим» с целью начать там богослужение.
Отец Илия – настоятель гарнизонного храма в Липецке «Благодатное небо». 24 ноября 2015 г. в Санкт-Петербурге в Академии связи начались сборы штатных военных священников Западного военного округа, в которых участвовал и отец Илия. Узнав о гибели подполковника Олега Пешкова, батюшка попросил начальника управления по работе с верующими военнослужащими полковника Александра Ивановича Суровцева, руководившего военными сборами, рассмотреть целесообразность выезда на место событий. Своё желание священник объяснил просто: «Пекусь о морально-психологическом состоянии лётного состава, с которым часто общаюсь у себя в городе, хочу помочь боевым офицерам, с которыми дружу, которые мне доверяют, которым сам доверяю. Прекрасно понимаю, что ощутили ребята, потеряв своего боевого товарища, и то же самое чувствую я».
– Полковник Суровцев меня понял, – говорит отец Илия. – Он помог организовать выезд в Латакию, командировку одобрили министр обороны, начальник Генерального штаба. На военной базе «Хмеймим» мне нужно было организовать храм, начать богослужение и провести Рождественскую службу. Наш правящий архиерей митрополит Никон испросил благословение Святейшего Патриарха Кирилла на эту работу.
– А вы когда-нибудь сталкивались с подобной миссией?
– Нет, передо мной такая задача стояла впервые. Но поскольку раньше я не раз участвовал в учебно-методических сборах, то примерно представлял порядок действий, поэтому всё и получилось с Божьей помощью. Помогло и соработничество – у людей, которые каждый день рискуют жизнью, особенно обострено религиозное чувство.
Мне не пришлось обивать пороги командиров, все и так понимали, что перед нами стоит серьёзная нравственная задача. Выполнение воинского долга неизменно связано с исконной религией, нашими корнями, православием.
– Как создавался храм в воинской части?
– Было непросто организовать всё как следует, учитывая каноны. Ведь православное богослужение – это и хор, и чтецы, и утварь, и облачения, и многое другое.
Я не первый священник, оказавшийся на базе «Хмеймим». До меня служил отец Димитрий Романюк с Черноморского флота, помощник командира бригады морской пехоты. Он был за две недели раньше, я с ним созванивался, консультировался и координировал действия.
Сначала в «чистом поле» поставили палатку, вмещающую примерно шестьдесят-семьдесят человек, четыре дня её обустраивали. Пол настелили из подручных материалов – «бомботары»…
Хочется особо поблагодарить владыку Никона за помощь в устроении храма и службах. Задонский мужской монастырь по благословению нашего архипастыря выделил утварь и облачения на Престол, на Жертвенник, богослужебные книги и иконы. У нас появились Чаша, дискос, звездица, лжица…
– Отец Илия, как вы оцениваете эмоциональную атмосферу в наших войсках? Насколько я знаю, не все военные люди крещёные. И в чём проявляется их особое религиозное чувство?
– Перед открытием храма было много желающих чем-то помочь. Конечно, в военных структурах приказы отдаются вышестоящими командирами… Но в выходные дни по собственной инициативе приходили лётчики и техперсонал, люди проявляли участие и заинтересованность.
– С какими вопросами чаще всего обращались?
– Личному составу из разных подразделений я рассказывал о церковных таинствах и о многом другом. За последнюю неделю пребывания на военной базе, после проведения огласительных бесед, я окрестил пятьдесят восемь человек. Для каждого из них это был осознанный выбор, большая духовная ответственность, к которой они пришли.
Многие из моих подопечных хотели получить духовные советы по житейскому поводу: относительно неурядиц в семье, воспитания детей. О венчании много вопросов задавали…
– Что ещё, помимо таинства крещения, было сделано на базе для укрепления православной веры?
– Литургии, молебны, панихиды, освящение техники. Радует, что даже после совершения службы храм озаряют свечи. Люди приходят помолиться утром и после работы.
Первая литургия, как я уже говорил, была на Рождество. Здесь, в воинской части, есть своя специфика: вечером трудно собрать людей – они иногда служат сутками, стоят в нарядах, выполняют задания командиров. Жизнь на военной базе идёт по законам, продиктованным боевыми условиями.
Я принял решение служить раннюю литургию около шести часов утра. Исповедовались поздно вечером. Люди знали, что я в храме и жду их до последнего. Можно было и утром исповедаться перед литургией. Она заканчивалась перед завтраком, после которого следовало общее построение. Причастившись Святых Христовых Тайн, военнослужащие шли на своё рабочее место.
По просьбам я выходил к местам прохождения службы, это различные станции. Освящал помещения, боевую, служебную технику.
– Кого из военного начальства вы считаете помощниками по устроению церковной жизни?
– Одним из самых главных наших дел я считаю воздушный крестный ход на вертолёте, во время которого мы с высоты освятили всю нашу военную базу. Совершалось это совместно с военнослужащими, по приказу командующего группировкой полковника Андрея Аркадьевича Казакевича. Полковник даже взял на борт личную святыню – свой крест. Вот так, двумя крестами (у меня был крест с Престола), мы и освящали сирийское небо над нашей территорией, обеспечивали «духовную оборону». И это было очень тепло воспринято многими людьми.
А генерал-майор Дмитрий Владимирович Краев – сейчас он командир всей базы – помог мне сослужить на литургии в качестве алтарника. Все они – люди настоящие, с живым духом.
– Как оценили вашу поездку?
– Во время Рождественских чтений я отчитывался перед вышестоящими штабами в Москве в стенах Академии Генерального штаба. Нужно было доказать необходимость и целесообразность пребывания на базе священника на «постоянной основе» для беспрерывной духовно-нравственной работы. Материалы этой презентации послужили основой для принятия Генштабом решения о том, чтобы православный священник в среде военнообязанных, выполняющих боевые задания, находился постоянно.
– Судя по расправам над мирными жителями, которые мы видим по телевизору, сирийская война носит ярко выраженный религиозный характер. Вы с этим согласны?
– Я думаю, что в этой войне два акцента: это – война за природные ресурсы и против христианского мира. Религиозная подоплёка выражена достаточно чётко.
Подтверждение – безжалостное уничтожение христианских поселений исламистскими бандформированиями. В Сирии есть армянские города, в одном из них я был – Кесаб. Когда исламисты его захватили, то вырезали всех мужчин и жестоко надругались над женщинами. Там происходили поголовные казни. Сейчас город освобождён. Нам, православным, немыслимо представить себе картины изощрённой жестокости этой войны.
Поэтому правильно и честно, что наши военнослужащие знают, куда пришли и за что воюют, что вменяется в выполнение их воинских обязанностей. Религиозная подоплёка происходящего и помощь братьям по вере – на одном из первых мест. За свои ценности надо сражаться!
– Вы видели наших ребят после выполнения боевых заданий. На чём зиждется русский воинский дух?
– На патриотизме. На любви к Отечеству, к своим духовным истокам, традициям, семье и культуре... Наши ребята, выполняющие там воинский долг, не понаслышке знают об общецерковных и общехристианских святынях, уничтоженных руками исламистов: Дамаск, Маалюля, древнейшие скальные монастыри. Конечно, в Сирии потихонечку возобновляется духовная жизнь. Мне приходилось встречаться с дамасским священством (там, кстати, есть разные религиозные общины, не все из них нам близки).
Однажды к нам приехал из Дамаска монофизит отец Габриэль. Командование хотело, чтобы я подключил его к празднованию торжеств Рождества Христова. У нас нет молитвенного общения с монофизитами, но его тёплое отношение ко мне, православному священнику, и переживания за свою страну очень растрогали.
…А потом уже всё чаще люди стали обращаться ко мне с просьбами о крещении. У военнослужащих есть объективные и субъективные факторы, почему они не крещены с детства. Кто-то получил атеистическое воспитание – в династических военных семьях такое часто случается. Кто-то вырос и служил в гарнизонах, где просто нет храмов – такое сплошь и рядом встречается на Дальнем Востоке, Севере, в Красноярском крае. И вот, оказавшись на войне, они поняли, что, отстаивая христианские ценности, нужно быть прежде всего их носителями и начинать надо с таинства крещения. Только такое начало даст правильный жизненный вектор, духовную защиту и силу противостоять злу.
Мужчин я крестил в четыре этапа, а потом ещё и женщин из числа военнослужащих. (На базе располагается госпиталь с военными врачами и медсёстрами).
– У вас постоянно исповедовались и причащались. И, конечно, через такой контакт вы глубже увидели общую обстановку: какие они там, наши люди?
– Все они способны вести подвижнический образ жизни. По сути, это и делают. Выполняют задачу независимо от своего желания. Вот мы, например, к этому не всегда готовы: проще быть расслабленными, так удобнее жить. А людям военнообязанным в тех условиях приходится выполнять задачи, несмотря ни на что. Это закаляет дух, выводит наружу самые лучшие человеческие качества: патриотизм, стойкость, мужество при выполнении особо важных задач, сопряжённых с опасностью и прямой угрозой для жизни.
Во время военной операции по спасению оставшегося в живых штурмана Су-24 Константина Мурахтина наши бойцы, рискуя собой, проявили лучшие человеческие качества.
– А можно сказать, что в минуты опасности православие в русских людях просыпается, находясь где-то в глубине, на генетическом уровне?
– Думаю, что так. Со мной случилась необычная история. Я отслужил ночную службу на Рождество и, отдохнув, утром пришёл в храм, чтобы его убрать. Буквально вслед за мной заходит одно из подразделений. Попросили отслужить молебен, потому что им не удалось побывать на праздничной службе – выполняли боевые задачи. А я, как будто их и ждал, облачаюсь, начинаю служить – и всё, что я пою и читаю, они за мной повторяют. Парни поразили своей согласованной слаженностью, как будто у них прежде была некая «церковная подготовка». И мне только оставалось с радостью молиться и служить… Военнослужащие поют, и я с ними…
У войсковых священников в дореволюционной российской армии не было хоров, всю службу пели военнослужащие. Примерно так же и у меня. И ничего, получается!
– И будто на крыльях...
– Когда я ближе познакомился с этим подразделением, мне стало очень светло на душе. В следующий раз мы с ними повстречались на Крещенском купании. Приехали – и опять то же чувство: я как будто их ждал, хотя и виделись всего лишь два раза. Потом я улетал назад, а ребята по ротации – на следующий день. Но совместная молитва с ними оставила во мне неизгладимые, незабываемые впечатления. Мы обменялись адресами, лётчики передали свои записки, сейчас они в гарнизонном храме лежат в алтаре, каждый раз их поминаю. Эти люди духом живые.
А контакт с нашими, липецкими, ребятами вообще особенный, они мне очень дороги. Поскольку мы все друг друга давно уже знаем, то я одним своим присутствием участвую в их личной жизни, отвечаю на их вопросы, такая тесная духовная взаимосвязь. Встретились на чужой территории, за границей, где идёт тяжелейшая война и где ребята выполняют сложные задачи, и я вижу и чувствую, как у них повышается «морально-психологическая температура»! И уж если я тоже участвую в этом «повышенном» патриотическом состоянии, то что ещё надо?
– Вы общались по приезде с митрополитом Никоном, который благословлял вас на эту поездку?
– Вернувшись, я разговаривал с владыкой по телефону. Архипастырь, провожая, напутствовал: «Главное – вернись живым». Встретил так же: «Хорошо, что приехал. Я со Святейшим насчёт тебя разговаривал, он в курсе» – «Владыка, и как его мнение?» – «Он высоко оценил твоё служение и работу и вообще деятельность военных священников в Сирии, вы там нужны».
– Что говорят о войне там, на войне?
– Однажды случился у меня разговор с сирийским генералом. Когда речь зашла о помощи русской армии их войскам, вообще народу сирийскому, то у него даже потекли слёзы. Результативность и помощь он знает не понаслышке. И его слёзы я видел собственными глазами.
– Многие люди спрашивают: дескать, зачем наши войска вошли в Сирию – убивать своих сынов?.. Что вы на это скажете?
– Мировая история уже давным-давно подсказала ответ, и ещё раз напомнит. Наши офицеры и солдаты издревле по своему менталитету – миротворцы. По большому счёту, у нас даже нет выбора. Кто, если не мы?.. У России много завистников и врагов. И если мы будем на них оглядываться, появится расслабленность, а нам сомневаться нельзя. Нам нужно людей спасать, чтобы они не погибали там. Вот этим и занимаемся, для этого в Сирию и пришли.
Беседовали монахиня Агафона (Шнейдер) и Татьяна ЩЕГЛОВА
для "Липецкая газета: итоги недели"
Комментарий можете оставить здесь через социальные сети
| Вконтакте | |
|
|
|
